26 июня 2021 г.

Меня поразил Донбасс: знаменитая пианистка Валентина Лисица рассказала о ЛДНР и Украине.


Известная пианистка Валентина Лисица, несмотря на коронавирусную пандемию, посетила Донецк и Горловку с концертами, посвященными Дню памяти и скорби по погибшим в Великой Отечественной войне. 

Как рассказывает она сама, её визиту предшествовали 6 месяцев безвыездного пребывания в Италии, и это было для неё серьезным испытанием, как для любого артиста. 

Нам удалось пообщаться с Валентиной Лисицей о Донбассе, политике и влиянии пропаганды на молодые умы. 

Артистка меня приятно удивила своим откровением, легкостью и доступностью в общении. 

Что вышло из этой беседы, читайте далее. 

 — Донбасс в 2015 году и Донбасс сегодня — заметны ли изменения в Республике и как это отразилось на ваших впечатлениях и ощущениях? 

 — Я родилась в Киеве, жила долгое время за границей и никогда не была в Донецке до произошедших событий в 2014 году. 

Совершенно ничего не могло подготовить меня к тому, что я увидела, когда приехала сюда. 

Мы пересекли границу, и я увидела первые разрушенные здания. 

Когда шли обстрелы, люди на меня вопросительно смотрели и пытались понять, буду ли я паниковать. А меня это все совершенно не пугало. 

На YouTube есть видео, когда я играю в Париже, и надо мной взрывается прожектор, а я, не останавливаясь, продолжаю играть. Так что к таким вещам я привычная. 

Конечно, я не могу сказать, что мне не было страшно. 

Я понимала, куда приехала, и что приехала я всего на недельку погостить, а люди в этих условиях живут постоянно. 

Все это было, как во сне. 

Я была в девятиэтажке, мы пили с Гиви чай, мне показали места, где шли ожесточенные бои. 

Меня тогда еще поразило, что здесь война, обстрелы, а коммунальщики окучивали розы. 

С одной стороны — война, и одновременно с этим цветут розы. 

Здесь хоронят людей, и тут же на улицах все убирают и чистят. 

А еще я видела где-то пятиэтажный дом, на стенах которого были видны следы от осколков разорвавшегося снаряда, все вокруг разбито, а рядом на клумбе посажены чернобривцы. 

Для меня это было погружением в альтернативную реальность. 

Я тогда подумала о том, какая же все-таки жизненная сила у этих людей. 

Сейчас я приехала в Донецк, и опять везде чисто. 

За европейские зарплаты там (в Европе, — прим. РВ) коммунальщики так не работают. 

Я не могу сказать, что, например, в Италии не любят свою страну, но они любят её как-то по-своему, а вот здесь эти розы во время войны дают невероятное ощущение. 

Я даю мастер-классы для детей в маленьких городках, которые на меня смотрят и мечтают стать однажды звездами. 

А я тоже на них смотрю и думаю, откуда вы здесь взялись? 

Здесь война, смерть, а вы занимаетесь музыкой и мечтаете о популярности. 

И в этом тоже ощущается невероятная сила духа! 

Поездки на Донбасс отразились как-то на Вашем мировоззрении и творчестве? 

— Первый же концерт в 2015 году, который прошел в Донецке 22 июня, — это водораздел моей жизни на до и после. 

Музыканты — это шоу-бизнес. Классика, конечно, поганенький шоу-бизнес, но все равно — это сфера развлечений. 

Но музыку, которую мы играем, её не нужно понимать, это наша родная музыка, часть нашей культуры. 

Точно так же, как мы любим старые фильмы, цитируем их, и для этого нам не нужно быть кинокритиками, — то же самое с музыкой. 

В Донецке же я сыграла концерт на открытом воздухе, хоть и не в идеальных условиях — на рояле тогда западали некоторые клавиши, — но люди слушали, и ощущалась заряженная атмосфера. 

Это был первый момент в моей жизни, когда я играла и понимала, что я здесь нужна, а не просто развлекаю людей. Это было удивительное ощущение. 

Когда я вспоминаю этот момент моей жизни, у меня бегут мурашки по телу. 

После концертов в городах Донбасса я пытаюсь вернуть это ощущение, пытаюсь воссоздать его снова и снова, насколько это получается. 

На Украине сегодня русскоязычное население находится под прицелом. Один неверный шаг — и ты можешь оказаться в тюрьме. 

Мне лично довелось пообщаться с женщиной, знакомую которой посадили на 15 лет за хранение русских народных сказок и какой-то книги Достоевского. Здесь не работают права человека. 

Знаю, что Вы также сталкиваетесь с политическим давлением из-за своей активной жизненной позиции. Что бы вы могли посоветовать тем, кто живет сейчас на Украине, что им делать, как защитить себя? 

 — Этот вопрос уже давно обсуждается. Я раньше была оптимисткой, ведь на Украине много и адекватных людей. Я не могу ездить в Киев, потому что я на «Миротворце», а вот муж у родных бывает. 

Так вот, он говорит, что сейчас на Украине все больше людей, которые между собой разговаривают на русском языке, и чисто на человеческом уровне по этому поводу у него не возникает проблем. 

Проблемы начинаются, когда на людей начинают давить. Взять хотя бы эти вопросы по поводу вступления в НАТО. Я думаю, что люди реально боятся сказать правду. 

Я ставлю себя на позицию этих людей. А не донесут ли, если я скажу, что не хочу в НАТО и мне нравится Достоевский? 

Я думаю, так рассуждают многие на Украине сегодня. 

По моему мнению, единственный выход — это не ждать, что придут силы, которые сделают Украину нормальной. 

Ведь сколько было надежд, когда пришел Зеленский, вроде бы адекватный молодой человек, но во что он превращается? И с каждым разом все хуже. 

Украинцам нужно собираться вокруг Донбасса. 

Может, это начнется с южных областей. 

Помните эти старые карты, на которых Донбасс изображен как сердце России? 

Вот такое же ощущение должны испытывать сегодня люди на Украине. 

По моему мнению, Россия не делает то, что нужно в полной мере. Мне кажется, что это из-за любви к Европе, которая появилась у нас еще со времен Петра I. 

А ведь она уже давно не является самостоятельной единицей. Если бы русские смотрели на Европу, как китайцы, которым, если понравилась винодельня в Париже, они её просто берут и выкупают, а Европа в целом для них — это музей с людишками. 

Но нет, нам хочется, чтобы с нами подружились, нас полюбили, а надо относиться к этому всему наплевательски и заботиться о своих. 

 — Среди молодежи популярна позиция «я вне политики». Хотелось бы узнать Ваше мнение по этому поводу, можно ли быть вне политики в сегодняшних реалиях?

 — Это очень актуальная тема не только для молодежи, а и для интеллигенции. Я говорю таким образом: «Если ты не идешь к политике, политика сама тебя найдет». 

Отсидеться на заборе сейчас не получится. Мы живем в эпоху перемен. 

Ничего не будет так, как раньше. 

Мы не можем говорить, что сейчас закончится коронавирус и мы будем жить, как раньше, что когда-нибудь Европе надоест, и она отменит санкции, а в Америке появятся адекватные лидеры. 

Мы не должны на кого-то надеяться, а должны делать что-то сами. 

И именно молодежь должна быть вовлечена в политику. 

Может, хотя бы на уровне самоуправления. 

Я знаю, что есть много хороших инициатив. 

В ДНР, например, выдают дипломы российского образца, и молодежь Донбасса может ехать жить и работать в Россию, часто дети Донбасса едут на каникулы в российские детские лагеря. 

Почему не в обратную сторону? 

Почему бы не взять этих российских детей, которые сидят и скучают в «Тик-Токе», а когда им рассказываешь о Великой Отечественной войне, они равнодушно тебя слушают, подперев рукой подбородок, и жуют свой гамбургер, и не привезти их на Донбасс? 

Вот если бы эти дети приехали вот сюда и пообщались со своими сверстниками, сделали что-то вместе — с этого был бы толк. 

У молодежи сейчас нет цели. От этого и всякие депрессии. Если вы их не займете целью, кто-то другой их займет. 

Вы такая яркая, харизматичная, с активной жизненной позицией. Вам никогда самой не хотелось стать политиком?

— У меня политика в музыке. Я выражаю свою гражданскую позицию через искусство. Если бы меня посадили в кресло политика, я была бы сильно честная, а политик — это все же поиск компромиссов. 

Так что в политике мне не место, мне место на сцене. 

Повести за собой, вдохновить — это про меня. 

Я знаю, что Вы внимательно следили за историей с навальнятами. К каким выводам подтолкнула Вас эта история и с чем, по вашему мнению, связано их появление в России, возможно, им чего-то не хватает? 

— Им всего хватает. Переизбыток всего и скука — причины появления навальнят. 

Я вам признаюсь, когда были 90-е годы, мы бегали с листовочками — я уже даже и не помню, кто нам их тогда дал, — но мы бегали с листовочками с призывами по школам, в консерватории, нас ловили, и папа меня вытаскивал из милиции, т. к. я была несовершеннолетняя. 

Я в вышиванке ходила! 

Была такая же молодая дура, как и эти навальнята. Отчетливо помню, как менялась пропаганда. 

У нас появились учебники по истории Украины, причем их печатали в Канаде, и нам рассказывали, что были «круглоголовые землекопы» или что-то в этом роде. 

Я верила этому, щупала свой череп, чтобы понять, подхожу ли я под описание. 

Мне так хотелось быть украинкой, потому что это было экзотично. 

Все русские, а быть украинкой на этом фоне было просто интересно. 

Когда мы поехали в Америку, выиграли конкурс с мужем, и как-то так получилось, что нас взяла под крыло украинская диаспора, я знала, что они фашисты, но в то время это воспринималось как-то по-другому. 

Причина этому — промывание мозгов. Я помню, как настраивала радио и слушала, что там рассказывали. 

Однажды я прибежала к маме и говорю: «Вот ты мне рассказываешь про бандеровцев, а там рассказали, как советские военные переодевались в форму УПА* и нападали на мирных крестьян». 

Нам промыли мозг. И я была такая же, как эти навальнята. 

Однажды мы с мужем были в канун Нового года в Чикаго. 

Нас под крыло взяла семья очень активных украинцев. 

Они нас повели в гости к какому-то старичку. У него дома на стенах везде висели фотографии людей в нацистской форме. Мы были, если честно, немножечко в шоке. 

По нам было это сильно заметно, поэтому в музей они нас уже не повели. 

Когда же мы пообщались с внуками этих людей, они посмотрели на нас, на наши вышиванки и спрашивают: «А вы что там и правда так каждый день ходите?» 

И это прозвучало так, что, мол, вы что там, дебилы? (смеётся). 

Мне стало так стыдно, что после этой истории, хоть мы и были бедными студентами, я отнесла эти вышиванки в Армию Спасения

 — А осознание того, что это все неправильно, пришло к Вам именно тогда? Или все же на смену мировоззрения повлияло что-то другое? 

 — Нет. Тогда мы были совершенно вне политики. После истории с вышиванками моя украинскость резко закончилась. 

Слом произошел, когда начались события на Украине. В 2014. 

Когда вышли в открытый доступ фотографии захвата консерватории, где я училась. 

Был сначала шок. Потом мы смотрели, что происходило на Майдане. 

Было много информации о погибших, и казалось, что эта информация объективная, но потом я звонила маме, которая была в Киеве, и она мне рассказывала совершенно другие вещи. 

Особенно сильно повлияло на меня то, что произошло в Одессе. 

Можно сказать, что половина семьи у меня из-под Одессы. 

Поразило то, как врали, что рассказывали, как радовались и аплодировали. 

Именно тогда я невольно втянулась в политику. 

Я начала переводить информацию из различных источников. 

Мне казалось, что люди просто чего-то не знают, но мне и в голову не могло прийти, насколько далеко может зайти пропаганда. 

Просто, когда ты однажды говоришь себе «Стоп! Этого не может быть». 

С этого момента ты начинаешь замечать все несостыковки в информации. 

А так, у них складывается логичная картинка для обывателя. 

Юлия Скубаева, специально для «Русской Весны». 

Комментариев нет:

Отправить комментарий